~0Пять.
По пять пальцев на руках и ногах. По пять тонких, хрупких и непривычных.
Непривычно-изящных, неудобно-хрупких, пугающе-тонких.
Как только с такими живут-то?
Кожа нежная, чувствительная до одури, неприспособленная к грязной работе.
Руки, неприспособленные держать оружие, тяжелее тонкого изящного посоха или короткого, безвкусно-украшенного куска дерева.
Руки, стойко ассоциирующиеся с беспомощностью.
Зул морщится, отрывая взгляд от, просвечивающей на ярком полуденном солнце, кожи. Эльфийское тело гудит от магической мощи, но эта мощь ей так запредельно чужда, что тошно.
Эльфийская магия развращает разум, тешит гордость, слепит своей огромной силой.
И безжалостно пожирает без остатка при малейшей ошибке.
Вот только ошибаться она не собиралась.
Тонкие, аккуратные завитки тайной магии сорвались с кончиков таких же тонких и аккуратных пальцев, вызывая у неё только короткую презрительную усмешку.
Ломать колдунам руки всегда было неудобно - сломанные пальцы шипели и искрились, словно сломанная безделушка гномьей инженерии.
Зул тряхнула головой, прогоняя воспоминания и поднимаясь с кровати, отдергивая полог.
Впереди её ждал тяжелый день.
~1
Белый шелк простыней постепенно становится отвратительно-красным от постепенно засыхающей крови. Тяжелый запах смерти медленно разливается по опочивальне, въедаясь в дорогое дерево и тяжелые бархатные шторы. Зулфифон брезгливо стряхивает с рук капельки чужой эльфийской крови, кидая беглый взгляд на кровать.
На смятых простынях лежал убитый ею предатель, который уже с месяц сдавал важную информацию врагу. В стеклянных глазах застыл ужас, лицо перекосило от боли, а на обнаженной груди красовалась аккуратно высеченная надпись: "Предатель".
Зул неспешно стягивает тонкое шелковое платье с плеч, расслабляя шнуровку корсета дрожащими пальцами, зябко ёжась. Неловко забирается на окровавленные простыни - ноги её уже практически не держат, а в глазах плывет - яд сжирает её всё быстрее.
Она едва успевает опустить голову на холодное плечо и тяжело вдохнуть, зарываясь лицом в противно-холодную шею - яд сковывает её, выжигая тело изнутри дикой болью, от которой хочется скулить. Сил не осталось даже на то, чтобы вдохнуть.
Она беззвучно смеется. Со стороны вся эта сцена словно списана со страниц какого-нибудь любовного романа: жестоко убитые и преданные любовники, перевернутая вверх дном комната, распахнутые настежь окна. Чем не концовка для глупой любовной драмы?
Яд добивает эльфийку через минуту, её смерть отдается болью в висках.
Зул открывает глаза, вдыхая резко, чувствуя как горят легкие. Сырой воздух призрачных земель кажется сказочно чистым после невыносимого удушливого Луносвета.
На заре трупы найдут по свежему запаху крови, вот только её уже и след простынет.
~2Мыслей в голове неприлично, нестерпимо много. Мыслей, кажется, даже и не её вовсе, нереальных. Пугающе чужих.
Они проносятся эхом предсмертного вопля, полные страха, гнева или отчаянного непонимания. Отдаваясь сотней маленьких иголок где-то в затылке, холодными мурашками пробегая по позвоночнику, заставляя вздрагивать от каждого лишнего шороха.
Зул никогда не любила ни Призрачные земли, ни Чумные. Даже не смотря на то, что Круг активно уничтожал любые проявления смерти и гниения, несмотря на свежую траву под ногами и тихий щебет птиц. Проклятая земля все еще полнилась неупокоенными душами. Беспокойными мыслями, навязчивыми идеями, отчаянными мольбами.
Девушка едва сдерживает желание пустить ящера галопом, успокаивая себя, что потерпеть надо всего лишь пару часов, пока она не выедет из этих проклятых земель.
Солнце медленно опускалось к закату, когда она ступила на узкую горную тропу, что вела во Внутренние земли.
Мертвые утихли, с ними и утихли чужие мысли, чужое прошлое, чужой страх и горечь.
Зулфифон потерла ноющие виски. Всё же ей стоит поговорить с Лунной скорбью о защите своих бедных извилин от чужих мыслей.
Остатки чужой горечи и страха болезненно резонировали в груди с чем-то давно забытым.
И она искренне не хочет это что-то вспоминать.
~3
"Всё будет хорошо."
Зул вздрагивает и дергается куда-то в сторону от холодных рук эльфийки. Это хорошо отдается многоголосым, пульсирующим резонансом в голове, смутными воспоминаниями и глухой болью в груди. Ей, кажется, уже столько раз обещали, что всё будет хорошо, что всё наладится. Но все эти голоса блёклые, неправильно блёклые, звучат пугающе искусственно. Словно голоса мертвецов.
Ей кажется, что она задыхается, опять задыхается от чужих ей воспоминаний, от ощущений, от чувств. Они вонзаются тонкими раскаленными иглами в виски, отдаются звоном в ушах, и ей страшно, страшно до дрожи, что эти чужие мысли затопят её, что она себя потеряет и больше уже никогда, никогда не найдет себя в этой круговерти чужих воспоминаний и чувств.
Но вот холодные ладони снова касаются её висков и голоса стихают, оставляя после себя звенящую стерильную тишину.
Сарис уходит молча, не сказав бывшему друиду ни слова. Зул даже ощущает что-то вроде благодарности. Говорить о произошедшем хотелось меньше всего.
"Всё будет хорошо."
Тролль невесело усмехнулась, пряча лицо в сгибе локтя, чувствуя подступающие слёзы.
Это мифическое, обещанное, иллюзионное хорошо, которое когда-нибудь обязательно наступит.
Вот только она в него больше не верила.